Бакты-Жеребчик-Иремель. День десятый и одиннадцатый.

truttenoss (http://truttenoss.livejournal.com/) , 11.06.2014 (3798 дней назад)

Ну и вот. Опять лезем в горы. Сегодня по плану мы должны перевалить хребет Бакты, посетить одну из его вершин, потом забраться на Жеребчик, потом на Иремель, спуститься вниз и… И что-то еще должны сделать, но даже вышеозвученное, на мой взгляд звучит жутко и невыполнимо. Я прям представляю, как на последнем издыхании в час ночи, а то и полпятого утра забираюсь на этот ваш Иремель, падаю без сил и безутешные товарищи, украдкой смахивая скупую слезу, оставят меня там одного на холодных сырых камнях, потому что нет сил тащить мое бездыханное тело. Тайком, на куске березовой коры, пишу завещание. Меня утешают, мол, не все так плохо и там все рядом. Я им не верю, конечно.

Ладно, карабкаемся на Бакты. Одним рывком забираемся на перевал.

Пять минут перекур и лезем на близлежащую вершину. Осмотрели ее в поисках оставленной нашими возможными предшественниками записки, но ничего не нашли. Оставили свою — вдруг кому повезет.

Рома красуется на краю скалы, на самой верхотуре.

Мои, измученные походной жизнью, чоботы позируют на фоне Жеребчика.

Ваня позирует на фоне неизвестно чего.

Берем руки в ноги и к Жеребчику! Какая-то пара часов и мы у его подножия. Конус круто насыпанных серо-зеленых камней уходит куда-то в небо. Подтянули рюкзаки и на штурм! С криками «Ура!» берем Жеребчика в лоб. Там наверху оказывается две вершинки, какая из них главная — не скажу, потому что не знаю. Но посетили обе, на всякий случай.

Это первая:

А это вторая:

На второй сняли записку от уфимского турклуба «Урал». Она незатейливо была написана корявым почерком на обертке шоколада, завернута в фольгу от того самого шоколада, потом в полиэтиленовый одноразовый пакетик и в потрепанную хозяйственную перчатку. Вот такая вот смерть Кощеева. Одно что внутри не иголка была, а записка и перчатка вместо зайца.

Теперь к Иремелю!

Спускаемся вниз и опять застреваем в глубоком снегу. К счастью ненадолго. Выбираемся, выкарабкиваемся из этой вязкой опостылевшей снежной каши и идем по каменистому плато.

Часа через три мы уже стоим под Иремелем. Выглядит он, честно говоря, не очень. Слухи о его красоте явно преувеличены. Просто предсавьте себе большую кучу щебня. Представили? Увеличьте еще чуть-чуть. Еще немножечко. Вот-вот, это и есть Иремель — большая куча серого щебня слегка припорошенного снегом. Но это все лирика, а проза жизни в том, что мы скидываем рюкзаки и лезем наверх.

На вершине неожиданно людно. Человек двадцать, включая нас, находилось там одномоментно. Какие-то ребята с Уфы предлагают угоститься с ними водкой. От водки отказываемся, а закуску с благодарностью принимаем — за время похода все ощутимо постройнели. Изначально стройный Рома, так и вовсе напоминает узника Освенцима. С жалость поглядев на наши изнуренные соевым белком лица, ребята отдают нам остатки колбасы.

Чуть отдохнув и душевно поболтав с гостеприимными ребятами, отправляемся вниз… Напоследок групповое фото на фоне иремельского щебня.

Спустились вниз и тут-то оказалось, что Иремель нас отпускать не хочет. Два часа мы бродили у его подножия пытаясь найти тропинку на Тюлюк. В конце концов Рома с Ваней отправились спросить дорогу у туристов, палатки которых во множестве стояли у подножия, а Аня с Юлей тем временем собирали прошлогоднюю бруснику. Ее много тут, кстати.

Насобирали полкружки к возвращению Вани с Ромой. Добавив сахара мы с удовольствием ее употребили. Когда проходили мимо туристов подсказавших дорогу, те угостили нас шоколадом и печеньками, сунув их нам в руки. Не пойму — то ли народ такой хороший на Иремель ходит, то ли вид у нас такой измученный и оголодавший. Но спасибо им, конечно, этим безымянным помощникам. Спустились чуть пониже и там разбили лагерь. До полуночи орали песни под гитару. Сегодня можно, ведь завтра последний день похода и идти нам только по дороге. Хотя мы и раньше не отказывали себе в этом удовольствии — глотку подрать.

На следующий день, осилив тридцать с лишним километров, вернулись к точке нашего старта — на лосиную ферму на Алимпиевом кордоне. Уже в двенадцатом часу, затемно, я стащил с ног сырые берцы и без жалости кинул их в мусорный бак. Дальнейшей эксплуатации они не подлежали.

Засим все.